Массовое сознание и массовая культура однозначно изображают Густава III геем, причем стереотипным до полной анекдотичности, вплоть до того, что гей-парад в Стокгольме в наши дни по меньшей мере однажды домаршировал до памятника его величеству и возложил цветы. Биографы Густава III из числа серьезных ученых протестуют против такого отношения. Вот, например, мнение Эрика Леннрута: "...Невзирая на то, насколько широкое распространение это мнение [о гомосексуальности Густава III - я] может иметь в наши дни, надо раз и навсегда заявить, что в обширных известных на сегодня материалах источников не содержится ничего, подтверждающего такое предположение".
читать дальшеНо должен сказать, что тут Леннрут кривит душой, потому что в источниках этого добра полно. В письмах и мемуарах можно найти кучу скабрезных историй, например, о том, как королева без предупреждения заявилась в гости к супругу (они жили отдельно) и обнаружила у него в постели обнаженного юношу, но отреагировала с полным спокойствием и истинно королевским достоинством. Другое дело, что эти свидетельства таковы, что при желании от них можно отмахнуться (а при обратном желании - уверовать и возрадоваться или, наоборот, опечалиться). Например, в Королевской библиотеке Стокгольма хранится анонимная рукопись, озаглавленная: "Размышления о Густаве III, его характере и жизни". Саму рукопись я, естественно, не видел, но она часто цитируется, и, если мы принимаем ее на веру, сомнений в гомосексуальности Густава не остается. Однако обязаны ли мы принимать на веру писанину неизвестного автора? Может быть, он был врагом короля и стремился его опорочить?
Из тех же соображений историки типа Леннрута отвергают свидетельства герцогини Зюдерманландской Хедвиг Элисабет Шарлотты, которая была женой брата Густава и 20 лет наблюдала своего венценосного родственника в непосредственной близости. В дневнике она постоянно (и очень злобно) пишет о его амурных похождениях с мужчинами, но, так как она сильно не любила Густава, особенно в последние годы, это позволяет, при желании, заявить: "Она предвзята и все врет". И действительно, как проверить наверняка?
Один из участников заговора против Густава, молодой и миловидный Карл Фредрик Эренсвэрд, на допросе объяснил ненависть к королю тем, что тот его домогался: "Между мной и королем происходили постыдные сцены". Спасая свою невинность, юноша якобы и присоединился к Анкарстрему и Ко. Но Эренсвэрд - несомненный враг и недоброжелатель, ему тоже считается хорошим тоном не верить
К сожалению, сам Густав никаких свидетельств не оставил. Сохранилась его переписка с фаворитами, но ее можно прочитать как любовную (скажем, письмо Мунку: "Хоть я не пишу тебе, мой сладкий Мункен, но не проходило и дня, чтобы я не думал или не говорил о тебе, и Райтен [придворный Георг фон Райт, к которому Мунк в своем предыдущем письме приревновал короля - я] может подтвердить тебе, что я занят только тобой. Моя дружба зиждется на слишком твердой почве, чтобы ее могли изменить время или расстояние, и с возвращением я жду от нее многих удовольствий".), а можно просто отнести сантименты и игривость на счет общих настроений галантного века, а ревность и соперничество между придворными любимцами Густава - на счет обычной для околовластных кругов борьбы за "близость к телу" (в переносном смысле, бггг ).
Дело осложняется тем, что непонятно, испытывал ли Густав вообще какие-либо сексуальные желания. Даже адепты гипотезы о гомосексуальности короля часто подчеркивают, что, возможно, все его связи с мужчинами были платоническими или полуплатоническими. Тут можно даже набрать свидетельств и от самого Густава, у которого в письмах часто можно натолкнуться (когда он пересказывает великосветские сплетни о всяких скандалах и супружеских изменах) на пренебрежительные и неприязненные замечания о сексе как таковом. Густав признается, что уж его-то эти нелепые телодвижения не интересуют, и недоумевает, как это находятся желающие тратить время на такую глупость, когда можно
Но, что бы он ни делал со своими фаворитами - просто любовался как картинами, как завещала нам думать Бет Хеннингс, или употреблял по полной программе, - объекты его привязанностей были мужского пола, и это непреложный факт, как и то, что Густав по отношению к ним соблюдал своего рода "кодекс поведения", который монархи со времен Людовика XIV соблюдают по отношению к официальным метрессам: афишировал свою привязанность (иностранные дипломаты писали в донесениях, что король появился рука об руку с бароном Армфельтом, посадил его за ужином рядом с собой, за столом постоянно обращался к нему с разговором и нежно поглаживал его руку), заваливал подарками - драгоценностями и предметами роскоши, которые принято дарить не друзьям, а скорее любовницам, и селил в покоях поблизости от своей опочивальни, так, чтобы можно было попасть туда через потайной коридор, - опять же, так монархи того времени селили своих официальных метресс. В центре всевозможных придворных дивертисментов (полубалов-полутеатрализованых представлений) обычно находится фигура либо королевы, либо, чаще, официальной метрессы - женщины, которая у монарха "для души". Она исполняет роль Венеры, Афины, Минервы или еще какой подходящей случаю богини. У нее главная роль в балете, к ней обращены торжественные стихи, прославляющие ее красоту и добродетели. Но на празднествах при густавианском дворе центральной фигурой была не богиня, а Аполлон или Адонис в исполнении фаворита.
Приключение с женщиной у Густава было всего одно, в юности, и то довольно мутное. Сохранившаяся переписка между ним и придворной дамой Шарлоттой дю Риец свидетельствует о красивой любви - почти как в рыцарском романе. В реальности же все было совсем не так красиво: однажды кронпринца Густава застукали в постели с красавицей Шарлоттой и... лучшим другом Карлом Спарре После такого скандала Густаву пришлось порвать с Шарлоттой. Для публики он сделал вид, что возмущен ее "изменой", но почему-то его возмущение не распространилось на Спарре, с которым они как дружили, так и продолжали дружить. Видимо, это было просто весьма приятное сожительство втроем, которое так и продолжалось бы, если бы все дело внезапно не открылось. Переписка Густава со Спарре тоже существует, и тоже очень красивая и страстная. По-видимому, Карл Спарре был первой любовью Густава - или, по крайней мере, первой задокументированной любовью... Но можно, конечно, думать, что это была просто дружба