[HistoryofSweden]

На основе книг З. Скотта и П. Энглунда сделал весьма вольную заметочку о последних месяцах жизни принца Максимилиана Вюртембергского.
О начале Полтавского сражения я напишу чуть позже, но там по сути нет ничего выдающегося. Основная драма, как ни как, разворачивалась уже ближе к полудню.



Как известно, Сконский драгунский полк, которым командовал принц, вместе с драгунами Ельма и Эстъетского полка прикрывал с левого фланга отступление основных частей, выдерживая многочисленные атаки превосходящего противника - то есть, полков Боура и Волконского. Здесь шведов было около двух тысяч. Суть русской тактики - отрезать эту часть кавалерии от остальных и помешать прикрыть маневры пехоты. Зайти с фланга через деревню Тахтаулово и, при оказии, окружить. По всем законам жанра, в самой жопе оказался именно Сконский полк - он не имел защиты с фланга, потому что построился крайним слева. Русские сразу же взяли полк в кольцо, и началась давка и мясорубка с прорывом. Интересно, что в процессе боя драгуны потеряли полковой штандарт - и Макс лично приказал вернуться для контратаки, в результате которой был захвачен русский штандарт, а за ним - еще четыре (та самая книжица про Макса утверждает, что на один больше). Но к русским подошел сикурс, и жопа опять углубилась. На помощь сконцам пришел Эстъетский полк. К русской атаке присоединились казачьи части, а чуть позже - пехота. Потеряв почти половину личного состава, шведские драгунские полки оказались в ситуации, когда победа была просто невозможна. И не только победа - удерживать противника дальше так же не представлялось реальным. Коротко посоветовавшись с офицерами, Макс решился на второй прорыв - но на сей раз пришлось пробиваться сквозь куда большее количество атакующих. Пробиться-то им удалось, но за преследование взялось шесть полков русской кавалерии и несколько тысяч казаков, калмыков и татар. Многие из шведских офицеров погибли или попали в плен. Почти весь Эстъетский полк погиб в ходу отступления - после Полтавского сражения его не упразднили, как тот же Нерке-Вермланд, но комплектовали практически заново.

Примерно в это время, сразу после или во время отступления, до драгун дошла весть, что король погиб. Можно представить, какое впечатление произвела эта сплетня - особенно на Макса. Позже звучали мнения, что именно упавший донельзя боевой дух был виной таким огромным потерям. Кстати, занятная деталь - Зигмунд Скотт указывает, что Макс при последующем отступлении руководствовался конкретной целью - найти короля. То есть, в любом случае - живого или мертвого.

Отступая, небольшая группа уцелевшей кавалерии разбилась на еще более мелкие соединения, что двигались к Малобудищанскому лесу разными путями. Чтобы обойти врага, им пришлось фактически огибать поле сражения - при чем на протяжении всего пути они терпели налеты русской кавалерии, еще более проредившей и без того хилые ряды. Наконец, из двух тысяч сконцев осталось меньше сотни. И именно эту сотню умудрились таки загнать и окружить русские. Макс, все еще живой, понял, что теперь им не прорваться в третий раз - и, соскочив с седла, крикнул: "Храбрецы, ко мне!" (Или - "Кто является храбрым человеком, тот станет рядом со мной!"). Подполковник его полка Карл Врангель поддержал идею сражаться до конца, но русские задавили их количеством, не смотря на отчаянное сопротивление. Судя по всему, повезло только Максу и паре офицеров - остальных перерезали.

Причина выяснилась вскоре - один русский офицер спросил Врангеля, не посчастливилось ли им часом схватить короля Швеции. Врангель ответил, что нет - это принц Вюртембергский, но видимо, никого не убедил. Макса отвели к ближайшему начальству, коим оказался бригадир Грепендорф, который, соблюдая все политесы, с почестями сопроводил его к царю.

Насколько я понял, в то, что в плен попал таки Карл, верили довольно долго. Своей участи принц ждал в ставке Меншикова - вместе с другими высшими офицерами, где вскоре оказался и Пипер. И Меншиков лично, отведя последнего за локоток в сторонку и постреливая глазенками на Макса, спросил, точно ли среди присутствующих не наблюдается короля. Видимо, отрицательный ответ Пипера развеял сомнения только теперь.

Ну а потом... Потом Макс вместе с прочими высокородными пленниками сдавал оружие лично царю, встав на колено. А еще позже - был приглашен на победный пир, церемониалом которого руководил Меншиков, на чью долю выпало разнимать ссорящихся и строить всем глазки (на радостях, что Петр простил ему грешки и даже нежно облобызал на публике, провозглашая, кто тут герой намбер ван х).

Меншиков получил указание лично позаботиться о комфорте принца. Макс получил собственную палатку с двуспальной кроватью, лошадей и человека в услужение. Разрешение на возвращение домой Макс получил через пару дней после сражения - опять же, через посредничество Меншикова. Возможно, речь шла так же о привлечении вюртембергских офицеров на русскую службу - но весьма вероятно и то, что милый молодой человек понравился Петру так же, как в свое время смог понравиться Карлу.

По пути домой, 29 июля, у Макса появились первые признаки лихорадки. Современники якобы отмечали, что симптомы были те же, что и у Карла накануне (он переболел чем-то похожим весной этого года, в начале осады Полтавы). Царь лично посещал принца, и, беспокоясь о его здоровье, приставил к нему врача. Начиная от Лубен Макс болел пять недель - и пошел на поправку, то есть в Киев он прибыл практически здоровым.

В Киеве, через неделю после прибытия, то есть в первых числах сентября, Макс расстался с Петром и Ко. Царь обеспечил ему наиболее комфортную дорогу, но через двое суток после отъезда принцу снова стало плохо, и к Острогу он был опять болен. Пришлось остановиться в Дубно (в этот момент с Максом были его офицеры Врангель и Хорд).

Макс понял, что умирает, и попросил прислать к нему лютеранского священника для последнего причастия. На вопрос оного о том, готов ли он умереть, принц ответил, что да, ибо все в этом мире имеет свой конец, и все когда-нибудь умрут. Затем, повернувшись к Врангелю, попросил передать Карлу тысячу благодарностей за все те милости, которые он изволил даровать своему другу. Так же он добавил, что если Богу угодно продлить жизнь короля - это ему только в радость. Затем Макс вспомнил о своей матери, попросив передать благодарность за ее верность и понимание, и заверения в том, что он не делал в своей жизни ничего такого, что противоречило бы совести и божьим заповедям.

За несколько часов до смерти он впал в беспамятство, во время которого без конца бредил и громко разговаривал с Карлом. Потом, не приходя в сознание и продолжая обращаться к королю, расплакался и умер. Было 25 сентября 1709 года, между третьим и четвертым часом утра.